Курсантская юность в Намангане

В годы войны в Наманган было эвакуировано Харьковское пехотное училище, где учились и ныне покойные Курбантай Назаров и Турсунхужа Ахмадходжаев. Мы публикуем воспоминания бывшего курсанта Ефима Янкелевича (на фото), который после учебы попал на фронт, был тяжело ранен. Сейчас живет в Кливленде (США).

Спасибо вам, девочки, за чудесные наманганские лепешки!

В годы войны мы жили в эвакуации в г. Коканде. Я учился в эвакуированном Грозненском нефтяном институте. В начале 1943 года мы прошли призывную комиссию, где в армию брали всех: сердечников, легочных больных, из-за голода было много больных с застарелой дизентерией. Утром 9-го апреля 1943 г. почтальон принес повестку – надо явиться в военкомат с вещами к 12 часам. Отец уже ушел на работу, а я хотел попрощаться с ним. Пришлось собрать вещи наспех и бегом на работу к отцу – Абраму Львовичу. Я успел вовремя. На перроне нас провожали родные и друзья. Поезд тронулся, мой 9-летний брат Леня уронил поллитровую банку с молоком на асфальт. Банка разбилась, и молоко вылилось. Но это было хорошим знаком. Я вернулся домой живым, а многие пассажиры поезда погибли.

В Наманган поезд прибыл ночью. От вокзала до расположения мы шли с песнями по тротуарам, там нас поместили в большом сарае. Утром приехала полевая кухня. Училище располагалось в бывшей крепости и примыкало к городскому парку. Нас долго держали во дворе бани, и мы резвились, как могли. За невысоким глинобитным забором стояли узбечки — наши покупатели и продавцы. Мы продавали им все, что у нас было, и покупали чудесные лепешки. Скоро мы остались в одних трусах. К вечеру мы искупались, и нам выдали обмундирование: легкие гимнастерки, брюки, ботинки и обмотки, пилотки.

Пригодился опыт шитья бюстгальтеров и узбекских платьев

Под воротник гимнастерки надо было подшить белый подворотничок. Многие до армии и иголки в руках не держали. У меня же проблем не было. В эвакуации мы всей семьей шили дамские бюстгальтеры и простые узбекские платья.

За это жестоко наказывали, вплоть до тюрьмы. Но шла война. Шили круглосуточно, по очереди – мама, бабушка Брана и я. Мама кроила, а бабушка и папа ранним утром несли продукцию на рынок. 15 июня 1942 г. родился мой младший брат Геннадий, новорожденному и матери надо было лучше питаться. Круглосуточно крутившаяся машинка нас спасла. В городе был голод, эвакуированные умирали на улицах.

Учеба была тяжелой. Подъем на рассвете. Проснувшись, натягиваем брюки, наматываем портянки, ноги в ботинки и бегом за дверь. А для тех, кто не успевал, команда: “Раздеться до белья и в постель”. Снова: “Па-а-дьем!” и все сначала. Кончалось опять нарядом вне очереди.

Ратные будни в самом пекле

 Мы изучали материальную часть оружия, занимались политучебой и маршировкой. К сожалению, нас учили многим уже устаревшим вещам. Мы досконально изучили устаревшие трехлинейную винтовку Мосина образца 1891 г., 50-мм миномет, а минометы калибра 82 мм и 120 мм не освоили. К стрельбищу на холмах за каналом (в районе нынешнего рынка «Дустлик») вели две дороги. Одна - по пыльной главной улице города через стационарный мост. Другая, более короткая, – через самодельный подвесной мост.

Командир взвода, фамилию его я позабыл, вел нас по короткой дороге, по уютным окраинным улочкам, тенистым тротуарам. Через канал была переброшена металлическая труба диаметром 30 – 40 см, рядом длинное бревно.  Переходили по очереди. Так взводный экономил нам с полчаса на отдых.

На стрельбище мы бегали, ползали, окапывались, стреляли. Жара была такая, что можно было в песке печь яйца. Гимнастерки были белыми от соли. После занятий мы бросались в бассейн в училище прямо в одежде и смывали с себя соль. Нам разъяснили, что следует пить подсоленную воду во избежание обессоливания организма, высшим лакомством была квашеная капуста, которую мы съедали ведрами, когда попадали на работу в хозчасть училища.

Когда мы возвращались, ротный командовал: “Газы!”. Мы надевали противогазы, а кое-кто отворачивал трубку от противогазной коробки, чем облегчал дыхание, но мог получить наряд вне очереди. Нелегко нам было.

Помню парня, из-за трудностей застрелившегося на посту. Два курсанта из Коканда дезертировали, их скоро нашли и судили. Старшина перед обедом гонял нас по плацу: “Рота-а-а! Вдарь, чтобы вода в колодце задрожала!”. И мы старались “вдарить”, мечтая услышать желанное: “Ра-а-зойтись!” и идти на обед.

Кормили хорошо, воровства было мало. Одного офицера поймали на КПП с куском сливочного масла и отправили в штрафбат. В тот день он дежурил на кухне. Помню, буханка хлеба выдавалась целиком на стол. Нужно было справедливо разделить на всех, не имея весов и времени. У каждого стола был свой “хлеборез”. Но истекало время обеда, следовала команда: “Подъем! Выходи строиться!”. А мы задерживались. Как не доесть ту же селедку! И тут проявлялись “педагогические” способности старшины. Кого-то из курсантов он посылал в дальний угол плаца. Тот кричал: “Рота-а-а! Строиться!”. Мы бежали к нему. Только выстроимся, старшина кричит: “Рота-а-а! Строиться!” Мы бежим к нему. И так несколько раз.

В углу плаца рылась глубокая яма, по слухам, под уборную. Яму долго углубляли. К этой работе стремились все, это был удобный случай купить вкусную лепешку. Яма примыкала к глинобитной стене крепости, и на уровне земли в стене была прорыта нора, в которую свободно входила рука. Снаружи крепости сидели девочки-узбечки со своим товаром. Курсант ложился на землю и протягивал десятку. Одна из девочек просовывала лепешку, и мы обменивались: “деньги – товар”. Лепешка была с большое блюдце, тонкая в середине и с утолщением по краям. Мы друг друга не видели, но обмен шел честно. Спасибо вам, девочки!

Погоны как избавление от колхозного ярма, а узбекские ножи – тоже оружие

В мае нам выдали по паре погон малинового цвета – цвета пехоты и с ярко-желтой окантовкой — курсантские. Я тогда не представлял, что погоны отражают “кто есть кто”. Когда мы формировались около станции Раздельная в Одесской области, нам заменили пехотные погоны на погоны с синей окантовкой. И тут же военные, а их на станции было много, стали нас сторониться. Оказывается, это были погоны солдат войск НКВД, а их многие боялись.

Запомнился и еще такой случай, связанный с погонами. Мы входили в первое освобожденное село за Днепром. Я подошел, поздоровался по-украински с двумя пожилыми женщинами. Первое, что они спросили: “Почему погоны?”. Я ответил, что это смена формы одежды. Они промолчали, но явно ожидали другого ответа. При виде погон на плечах солдат они, очевидно, ожидали смены власти в стране и отмены колхозов.

От них я узнал, что фашисты колхозы не упразднили, урожай почти весь забирали себе. Крестьяне в оккупацию шли в поле на уборку и старались принести домой хотя бы ведро зерна, которое мололи на самодельных крупорушках. Крестьяне мечтали об упразднении колхозов.

 Хочу отметить патриотизм курсантов. При подписке на государственный заем мы подписались на сумму, превышающую зарплату за год. Хотя мы покупали на эти деньги наши любимые лепешки и курево.

Были и светлые моменты – письма из дома. И здесь хочу повиниться перед моим покойным отцом – Абрамом, его настоящее имя было – Аврум Арон, за то, что в адресе домой я писал фамилию мамы – Ферман (она осталась на своей девичьей фамилии), а не фамилию отца, чем, несомненно, наносил ему душевную травму.

 Когда нас направляли в военный патруль, мы чувствовали разницу между военной и гражданской жизнью. В патруле мы ходили куда хотели. Мы должны были изымать и оружие, в том числе и ножи, которые узбеки носили в красивых футлярах за поясом. И ничего, что это была национальная традиция. Война...

 Подготовил Алтынбек БАЙБУЛАТОВ.